Дарья Урсуляк
Популярная российская актриса кино и театра Дарья Урсуляк о возрасте и преодолении, знаменитом отце и воспитании дочери, а также о своих внутренних страстях и смене приоритетов.
Вам 33 года. Считается, что это такой знаковый возраст, переломный. Что после 30 стало даваться труднее, а что, наоборот, легче?
Д.У.: Давайте про то, что дается труднее, скажу, потому что это очевидное и наболевшее. Удивительным образом после 30 возраст стал ощущаться физически. Я не имею в виду, что меня парализовало и «размазало», но прежние скорости и нагрузки вызывают у организма вопросы. Два месяца без выходных – и я начинаю сбоить. Появилась необходимость восстанавливаться, полноценно есть, спать, лечиться, если простыла. Раньше все как-то само проходило на бегу. Казалось, чем хуже, тем лучше. Теперь нет: хорошо, когда хорошо. Вначале это злит, а потом начинаешь получать удовольствие от внимания к себе. Вообще, это классный возраст. Надеюсь, что и через 10 лет я так скажу про свои «40». Внутренне все стало проще. Острые углы, что ли, пообтесались. Принимать и понимать все вокруг стало легче; вроде появилась некая терпимость, успокоенность.
В общепринятом смысле успокоенность для творческого человека считается началом конца.
Д.У.: Под успокоенностью я не имею в виду отсутствие азарта или амбиций. Скорее, лишняя суета ушла – выстроилась генеральная линия жизни. Наверное, это связано с расстановкой приоритетов. Вот я вроде себя уже неплохо знаю, догадываюсь, про что живу, а остальное стараюсь держать хоть в каком-то балансе. Вот что такое для меня успокоенность. Когда нет этой агонии: вот ты проснулась и уже ничего не успела, везде опоздала, а другие-то уже вон чего. Нет, вроде не опоздала, все делаю, значит, то, что должно произойти, так или иначе произойдет – выдыхаем!
Вы так стремительно начали карьеру в театре еще 10 лет назад! Одна роль Джульетты в «Сатириконе» чего стоит?! Можно ли говорить от том, что Вы чего-то не успели?
Д.У.: Вы знаете, у меня никогда не было ощущения, что я самолет вертикального взлета. Наоборот, мне кажется, что я ползу, очень постепенно, с преодолением. Наверное, это был хороший старт, даже наверняка хороший, но сейчас я думаю, что все лучшее, конечно, впереди.
Кстати, насчет «ползти»... Мы тут недавно с большим удовольствием посмотрели сериал «Бег улиток», где Вы сыграли сразу 2 роли. Мне показалось, что в одной из них в Вас проявилась такая вроде бы несвойственная раньше жесткость, резкость. За какую такую ниточку Вы потянули, чтобы эти черты в себе раскопать?
Д.У.: Как-то так получилось, что я начала с лирических страдалиц-героинь – наверное, еще с «Тихого Дона» пошло и закрепилось за мной на какое-то время. Я в себе этой травмированности и жертвенности не ощущаю. Хотя это видит во мне, например, мой папа, именно в этом актерском качестве я была ему нужна и интересна. И у меня нет оснований ему не доверять. Стас Иванов, снимавший «Бег улиток» и «Немцев» – совсем другой режиссер, видел меня иначе. Он, кажется, верил в меня, поэтому новые проявления легко находились и открывались. Я, может, не такая разрушительная, жесткая и темная, как моя героиня. Но это не значит, что во мне этого нет. По крайней мере, это та зона, где я чувствую себя органично.
Ну, темная сторона есть у каждого человека. Спрошу Вас о другом. Лично я почти всегда вижу, когда на экране появляется актер или актриса, которые обладают не только актерским опытом, образованием. Каким-то образом это ощущается. Вы ведь почти закончили филфак и вообще не планировали поначалу связывать свою жизнь с кино или театром. Скажите честно, Вам это сейчас помогает или, скорее, мешает?
Д.У.: Не могу сказать, что мешает, но и не помогает. Думаю, это помогает мне в жизни, в общении с какими-то приличными, образованными людьми. Я могу сделать вид, что соответствую. Именно «сделать вид», потому что я считаю свои знания довольно поверхностными, тут не надо ничего преувеличивать. А в профессии первое образование мне не нужно. Более того, иногда кажется, что надо бы немного поглупеть, чтоб не раздражать зрителя.
И зачем Вам такая профессия, «где надо бы немного поглупеть»?
Д.У.: Наверное, дело в том, что психика у меня все-таки достаточно подвижная и расшатанная. Вести я себя прилично умею, но внутри далеко не «тихая поляна с лебедями»: там все остро и нестабильно, местами болезненно. В театре этому находилось применение. Мне интереснее про чувства и эмоции, а не про игры ума. Но вообще, сомнения «соответствую ли я своей профессии?» и «имею ли право ей заниматься?» всегда со мной. Так что «зачем мне такая профессия» я хорошо ощущаю, зачем я ей – другой вопрос.
То есть для Вас работа – это такая дверь, через которую Вы реализуете все то, что в других профессиях сложно реализовать легально?
Д.У.: Получается, что да. Это своего рода сублимация.
Наверняка, сложно быть дочерью такого известного и талантливого режиссера, как Ваш отец. Как Вы справляетесь? Со стороны есть ощущение, что Вас это никак не трогает.
Д.У.: Раньше мне казалось, что не трогает или уже не трогает. Теперь, когда я встречаюсь с оче - редным комментарием про блат, думаю: ну сколь - ко можно? А вот можно, почему, собственно, нель - зя? И тут либо я возьму зрителя измором, и он в конечном счете признает мою профессиональную самостоятельность. Либо он меня изморит рань - ше. А вообще я очень люблю своего папу и без - умно им горжусь. Это хорошие чувства, не хочу, чтоб какой-то дополнительный фон меня от них отвлекал.
Ваши родители учили Вас преодолению? Сейчас же многие жалуются, что дети не умеют справляться с трудностями, не хотят выходить из «зоны комфорта». Вот мы, мол, выходцы из девяностых – совсем другое дело, а эти какие-то слабенькие.
Д.У.: Меня никто специально не закалял, Спарту мне не устраивал. Жизнь она как-то всех рано или поздно из «зоны комфорта» выводит – и «слабеньких» и «сильненьких». Но есть надежда, что наши дети не побоятся сразу прийти за помощью, защитой, советом. Что они будут свободно жаловаться, плакать и прятаться за нас, если надо. По - тому что это нормально, это не стыдно, это здоровье. Думаю, в моем поколении многое считалось проявлением слабости. Это такие качели. Не хочется воспитать малодушных, слабохарактерных людей. Но и наше «стиснуть зубы и тер - петь», как показало время, не делает никого счастливее. В общем, «поговорим впоследствии лет эдак через 25».
Как Вы думаете, кому глобально труднее в современном мире – мужчинам или женщинам?
Д.У.: Я не знаю. Тут, думаю, нельзя обобщать, за - висит от человека, от семьи, в которой он родился, от места и от времени. Я сейчас читаю много книг, написанных женщинами про девяностые годы и, знаете, то, с чем приходилось иметь дело женщинам тогда, – это просто какой-то морок.
Поделитесь, что за книги?
Д.У.: Это все хорошие книги. Я, наверное, могу их рекомендовать: «Сезон отравленных плодов» Веры Богдановой, «Отец смотрит на запад» Екатерины Манойло, «Тоска по окраинам» Анастасии Сопиковой и «Лето» Аллы Горбуновой. Для моего поколения там многое узнаваемо, точно и тяжело.
Спасибо за «наводку». Дарья, скажите, а можно ли, по Вашему мнению, научиться быть жизнерадостным человеком, если от природы это несвойственно. Вжиться, так сказать, в роль?
Д.У.: Думаю, это сложно, но попробовать имеет смысл, хотя бы для того, чтобы не портить жизнь окружающим. Но странно, скажем, рассуждать о депрессии, если ты с ней не имел дела. Про негативное восприятие мира тоже сложно говорить, если тебе это не присуще.
Когда что-то идет не так или просто плохое на - строение, что Вас выручает?
Д.У.: Осмысленная физическая активность. Когда тело работает – это приносит радость. Плюс здоровье в голове, конечно. Мне помогает хотя бы короткий побег из Москвы вдвоем с любимым человеком. Еще книги и театр меня восстанавливают. Короче, любовь и творчество очень реанимируют – ничего нового. Ну и еда, я очень люблю вкусно поесть.
Тот у кого в душе светит солнце, будет видеть солнце даже в самый хмурый день.
Конфуций