Екатерина Волкова
Российская актриса театра и кино, певица и автор песен, модель, мама, муза мэтров и роковая красавица Екатерина Волкова о мощных мужчинах, аскезе, принятии, о детях, внуках, их отличиях и опыте, который заставляет чаще смеяться.
Есть люди, которые вообще не могут существовать в неопределенности, а ее сейчас хватает, но есть категория, которая так или иначе адаптируется. Очевидно, что я всех есть своя соломинка – какая у Вас?
E.В.: Да, действительно, мы уже ничего не понимаем. Каждый день все меняется, и надо быть готовым ко всему. Я, слава богу, счастливчик. У меня родился первый внук в этом году десятого февраля, и он, конечно, стал стимулом. Отец ребенка испарился, я одна всех содержу, как лошадка. Нужно было взять ответственность. Я сказала дочери Лере (прим. ред. у Екатерины трое детей: Лера – от первого брака, сын Богдан и дочь Александра родились в браке с Эдуардом Лимоновым), чтобы рожала без вариантов, принимала партнерские роды – это стало самым большим впечатлением в моей жизни. Мне кажется даже, самой легче родить, чем когда дочь рожает. Поэтому Тимофей меня вытащил, просто невероятный младенец – обожаю, не могу! Мое сердце полностью в его власти.
Лера сейчас в России, вроде бы она жила за границей?
E.В.: Да. Она приехала ко мне перед пандемией да так и осталась. Еще умер Эдуард Лимонов, собаку сбила машина, случился локдаун, начался какой-то мрак. Кстати, я сейчас вспоминаю, сколько мы ссорились и почти дрались на кухне с Лимоновым из-за того, что сейчас происходит, а все случилось, как он говорил. И я думаю, ну как это так?! Но суть не в этом. Если возвращаться к вопросу о соломинке, то у меня тут актерская жизнь идет вовсю, плюс бабушкина. Внезапно возник театр, как-то надо музыку играть, давать концерты. Поэтому у меня нет времени на депрессии – надо жить, делать дела, ведь никто за меня не сделает. Так и спасаюсь.
Екатерина, при такой красоте, великолепном образе и харизме Вы могли бы жить легко и непринужденно, и ведь у Вас были варианты. Зачем Вам все это: пахать самой, зарабатывать на всех?
E.В.: Ой, ну артистки, они же сумасшедшие. Все мы сходим с ума, это происходит потихоньку с каждой новой маленькой трагедией. Вы знаете, я уже двадцать лет играю Маргариту Булгакова, во мне, видимо, живет мания русской женщины приносить себя в жертву. «Ах! Кому бы принести в жертву свою красоту и душу?» И сейчас я окунулась в театр, хотя много лет была в нем разочарована, все казалось каким-то далеким от настоящего, не совпадало с моим представлением. Не было творчества – вот ключевое. А сейчас я попала в коллектив режиссера Галины Полищук, мы сделали «Женщин Есенина», где я сыграла Айседору Дункан – и вдруг со мной случился театр. Я, наконец, поверила. Это просто блестящий спектакль! Я считаю, что мне жутко повезло, что я часть этой гигантской машины модерна, где все крутится, невероятная красота! Андрей Вешкурцев – молодой актер, который сыграл Есенина с его гением, жаждой любви и постоянной ее невозможностью так, как мы никогда не видели. Не пошлые березки, а поиск источника, нерва гениальных строк. В новом спектакле я играю вообще противоположную мировой звезде Айседоре роль – простую русскую деревенскую бабу. Да, я неожиданно вернулась в театр и теперь в нем.
Вы же о МХАТе им. Горького?
E.В.: Да, там же год назад произошел переворот – убрали Эдуарда Боякова. Мы долгое время были в подвешенном состоянии. Этот театр все как-то списали со счетов, возникло некоторое пренебрежение – это обидно. Потому что я не видела, чтоб актеры работали с такой самоотдачей, как у Галины Полищук. Она не терпит полумер. Знаете, приходишь и умираешь по-настоящему каждый раз. И у нас собрался гениальный костяк, я очень советую сходить на спектакль «Нежданно-негаданно» по рассказу Валентина Распутина. Агния Кузнецова там шедеврально играет Люсю. Это про девяностые. Челночные сумки, песни группы Агаты Кристи – все это так близко нашему поколению.
Что для Вас сложнее: бороться за свое место или спокойно ждать предложения, момента, своего часа? Иногда говорят, что последняя стратегия с восточным флером более выигрышная.
E.В.: Ну да, это как у Булгакова: «Никогда ничего не просите…». Я, конечно, за второй вариант, но когда дело касается только меня. А если речь идет о, допустим, спектакле, в который я и много людей вложились, и нас не выпускают зрителю, как случилось с «Женщинами Есенина», то нет. Я боролась вплоть до того, что написала сообщение министру культуры – у нас дети учатся в одном классе. Я нагло воспользовалась родительским чатом и написала: «Ольга Борисовна, я дико извиняюсь, так и так, наш спектакль под угрозой срыва. Спасите!». Они ответила: «Все нормально», смайлик, «кулачок». Наш человек! В результате нас вызвали, разобрались, и спектакль живет и имеет огромный зрительский успех. Так что, с одной стороны, все само случилось, а с другой – за дело, за живой театр я готова заступиться.
Видимо, закалка девяностых. Скажите, Ваши дети похожи в этом смысле на Вас?
E.В.: Пока не особенно. Я об этом каждый день думаю, моим младшим – шестнадцать и четырнадцать. Во-первых, я не знаю, как их выцепить из виртуального мира. У сына, например, бесконечная «плейстейшн». Я его выдернула сейчас на курсы в МГИМО и счастлива, что он хотя бы самостоятельно добирается туда, ходит немного пешком и вообще двигается. Они ничего не хотят, приходится пинками загонять на дачу, чтобы гуляли с собакой и просто дышали воздухом. Странное поколение: нас было не загнать домой, а их на улицу не выгонишь. Мне вот посоветовали психолога, это стало модно, но мы ведь как-то без психологов справлялись.
Может быть, потому что все есть? Вот и нечего хотеть.
E.В.: Наверное, и из-за этого тоже. Знаете, хочется отдать их в такой лагерь, как в фильме «Холоп». И я, между прочим, на полном серьезе рассматривала трудовые лагеря, чтобы поняли, как зарабатывается копеечка. Хотя в итоге я думаю, мы и это переживем. Я вижу, как они тискаются с малышом, а воспитание еще и в этом – быть старшим, проявлять нежность, любовь, все нормальные чувства. Мы все вместе просто оказались не готовы ко всем этим гаджетам, интернету, доступности и к той информационной войне, которая на нас направлена – кто-то справляется, а кто-то нет. Это же настоящая психическая атака. Ковид не всем дался удачно, а тут еще больше давления. Так что надо быть начеку.
Ваш азарт, жизнелюбие от природы?
E.В.: Не уверена, я в детстве была достаточно аутична, любила созерцать, замечать красивое. Я выросла в деревне в Ульяновской области, там еще даже асфальта не было. Эти поля, лес – все было такое первобытное: мы воду таскали на коромыслах, я была очарована всем этим. Потом у меня был, конечно, острый подростковый период, но мне как-то повезло с учителями, что ли… Меня направляли в верное русло. Позже я занялась йогой, начала читать, обнаружила, что смысла быть несчастным просто нет. Ведь мы сами выбираем это – все просто.
Это от Боякова у Вас такое понимание?
E.В.: Он тоже направил, есть такое. Я ходила к Андрею Лапину на семинары, лекции иногда переслушиваю, думаю, как в этом человеке-трансляторе уместились все религии и учения. Он смеялся и заставлял всех смеяться над своими слабостями. Это было очень круто, он выступал в такой форме эзотерического клоуна, устраивал что-то вроде тантрического стендапа. Потом я поехала в Индию, и моя жизнь разделилась на до и после. Мы много зимовали в Индии с детьми. Так вот там на Гоа была девушка, которая все время кричала своему парню: «Куда ты меня привез? Лучше бы в Турцию приехали. Я здесь отравлюсь!». Она отравилась, как только поела, и не выходила из номера все свои десять дней, которые могли бы быть одними из самых счастливых в ее жизни. Но она не переключила свое сознание и получила именно то, о чем кричала.
Позвольте спросить о Ваших мужчинах. Как они Вас изменили? Больше всего, конечно, это вопрос про самых известных: Боякова, Лимонова… Я, кстати, тоже была влюблена в его писательский талант в юности.
E.В.: Вы знаете, они так связаны мистическим образом: Эдуард-один и Эдуард-два. С Эдиком Бояковым мы были как Галатея и Пигмалион, он реально лепил меня как личность. Я же соблюдала дисциплину, скажем так. Например, конспектировала мировую художественную культуру, уже будучи взрослой девушкой. Как вспомню!
Кино по его спискам, наверное, смотрели?
E.В.: Кино, книги… Он меня отправил в Гималаи с этими тантристами. А я была простая тольяттинская девчонка с мозгами после Ярославского театрального института. Вдруг я случайно попадаю в ГИТИС на курс Захарова, и Бояков меня увидел в роли Маргариты для дипломного спектакля. Он пригласил меня в театр РАМТ, где был директором, у нас началась любовь. Это было очень сложно – быть официальной любовницей, это было так страшно, непонятно, было ощущение, что надо мной ставили эксперимент. Но я получила огромный жизненный и эмоциональный опыт. Наверное, самый большой за все свои годы. Я родила рано, не созрев как женщина, надо было самой себя содержать, самой жить, быть независимой, самостоятельной, гордой – это то, как меня воспитывали мои мужчины. Наверное, им было так удобно. С другой стороны, я очень благодарна им за этот иммунитет.
Я читала в Вашем интервью, что Вы не стали рожать от Боякова по его настоянию. А как же независимость?
E.В.: Нет, я тогда не была независимой. Я была на сто процентов зависима от него психологически.
И как удалось вырваться? Ведь Бояков – такая личность, в которой вполне можно раствориться неискушенная девушка.
E.В.: Я бежала сломя голову. Был момент, когда мне казалось, что я на грани и просто могу его убить. Я поняла, что надо спасаться. Потом случайно на фестивале познакомилась с Сергеем Члиянцем, он влюбился в меня, подхватил на руки и понес в ЗАГС. Я думала, что это спасение, а там тоже ничего не получилось, снова пришлось отматывать назад. Но это был первый рывок, он был мне нужен. Я очень люблю интересных, мощных, энергичных мужчин. Вообще, мне кажется, женщины хотят быть подавленными в хорошем смысле. Чтобы мужчина сказал: «Я знаю», – взял за руку и повел, а она просто осталась женщиной, и этого достаточно. В принципе, это идеально, да? Но, к сожалению, это только в кино мы играем красивые истории. Слава богу, что они есть хотя бы там. Сейчас вообще не получается жить жизнь – я, что называется, служу искусству. Когда-то говорила: «Я в театр больше ни ногой». Никогда не говори «никогда»… Потом я познакомилась с Эдуардом Лимоновым и вообще не ожидала, что у нас что-то закрутится. Но все было очень серьезно. Я читала книги и была очарована его героем, а потом сама его встретила. Кстати, Эдик Бояков ставит Лимонова в один ряд с Бродским, считает его очень сильным поэтом. Лимонов – это пример мужчины, который последователен во всем, что с ним связано. В нежелании что-то делать в быту, соблюдать аскезу, мыслить абсолютно вертикально о России, ее будущем, о патриотизме, о своей партии. Быть с ним – это уровень «Бог». Он был очень умен, у таких людей всегда хорошее чувство юмора, а я любительница посмеяться. Лимонов меня научил тому, что человеку много для счастья не надо. Выйти по траве босиком, и все – уже счастлив. Я знаю Лимонова таким, каким мало кто его знает. Тихий интеллигентный человек, веселый, обаятельный, но и дерзкий – это, конечно, возбуждает.
Прошло почти два года с тех пор, как Лимонова не стало. Вы переосмыслили опыт взаимодействия с ним? Может быть, пришли новые чувства и мысли?
E.В.: Конечно, я что-то переосмыслила, но всему свое время, и все случилось, как должно было. Иногда мужчина и женщина просто не могут пережить рождение ребенка, как третьего человека, который встает между ними. Человек может быть в возрасте шестидесяти четырех лет и оказаться уже не готовым принять это. Или еще не готовым. А еще у всех эгоизм, все начинают транслировать свое эго, никто не хочет уступать, диалог не получается, все разбегаются. Два художника редко могут ужиться. Я, можно сказать, одна воспитывала детей, даже ездила в Харьков, чтобы мама Эдуарда увидела своего долгожданного внука. Так совпало, что я очень хотела сына. Старшей дочке Лере было тринадцать лет, когда я потеряла ребенка от Члиянца, и мне сказали, что у меня, возможно, не будет детей. Потом однажды я встретила цыганку в Одессе, и она мне: «Будет у тебя сын, богом данный». Так и случилось, и я воспринимала это как судьбу, хотя Лимонов уже не верил, что у него когда-то будет сын. Мы назвали его Богданом. А потом еще Александра родилась.
После всех Ваших романов и браков Вы хотели бы еще по-настоящему серьезных отношений?
E.В.: Ммм, не знаю… что-то должно случиться очень особенное, чтобы я опять надела белое платье. Посмотрим. Я всегда готова к чудесному, к волшебству, к сказке. Я знаю, что такое случается – дай бог.
Пожелайте что-нибудь нашим читателям и читательницам в преддверии Нового года.
E.В.: Давайте тренировать уголки губ, заставлять себя улыбаться. Когда человек улыбается, он красив, он излучает высокие вибрации. Рядом с нами дети, которые на нас смотрят, которые сами в панике, когда родители растеряны. Поэтому давайте улыбаться, чтобы наши дети чувствовали поддержку и тоже расплывались в улыбке. Это состояние любви и мира, надежды, что мы вместе, и мы люди, человеки. Надо держаться за руки и, главное, быть здоровыми.
Тот у кого в душе светит солнце, будет видеть солнце даже в самый хмурый день.
Конфуций