Геннадий Селезнев: Я уверен, что мы идем к свету…

Начнем с непростого вопроса. Верите ли Вы в судьбу или божий промысел – люди это по-разному называют. Если да, помните ли Вы тот момент, когда окончательно в это поверили? Как это произошло?

Г.С.: Я не в судьбу верю, а в божий промысел. Кто как это называет, но я с детства крещен, а в тридцать пять лет начал библию изучать. Одна очень набожная женщина в свое время помогла мне с этим. После этого мои душа и сердце воспылали новой жизнью. Тогда я сказал: «Господь Иисус Христос, возьми мою жизнь в свои руки и сделай ее такой, какой я ее вижу, ибо сам я этого сделать не в состоянии никогда». В тот момент я получил какое-то то ли смирение, то ли высшую силу, которая меня до сих пор ведет. Примеров в моей жизни было много, не раз я понимал, что, если бы не эта сила, наш разговор мог бы не состояться. Я несколько раз стоял на краю и прекрасно понимаю, что выжил только благодаря чуду. Поэтому я искренне верю до сих пор. Иначе группы «Рождество» не было бы.

Что Вы имеете в виду, когда говорите «стоял на краю»? Это были моральные или физические угрозы?

Г.С.: Моральные угрозы сильнее, чем физические. Потому что нет хуже той тюрьмы, которая в голове, из нее побега не бывает. Но примеры были и физические. Я и с четвертого этажа падал по молодости лет, и чуть не сгорел однажды. Всякое было. Я не скажу, что соблюдаю все посты и хожу в храм утром и вечером, но я живу в страхе господнем. Как говорил мой дед: «Живи сегодня так, чтобы тебе завтра в зеркало было смотреть нестыдно».

Религиозные люди иногда говорят, что, когда высшие силы очевидно оберегают человека, это для чего-то нужно, есть у него еще невыполненные задачи на этом свете.

Вы можете предположить, что еще не сделали, какая духовная задача перед Вами стоит?

Г.С.: Мне это близко, но я своей задачи до сих пор не пойму. Потому что просыпаюсь каждое утро, и какая-то новая задача, нужно пролить свет на чтото новое. В последние годы я занимаюсь творчеством, сочиняю стихи, музыку и сейчас думаю так, что, наверное, через песни я должен донести людям какие-то догмы праведности. Свет, добро, любовь – это не что иное, как Бог. А мы русские – мы милосердны. Скорее всего, свою миссию я вижу в том, чтобы напоминать о милосердии. Благодаря ему мы и выживаем. Я стараюсь выполнять свою задачу через творчество. Люди пишут отзывы, когда им помогают мои песни, и для меня это большая радость.

Ваш внутренний мир сильно изменился с возрастом? Если вспомнить Вас в разные этапы жизни, насколько это разные люди?

Г.С.: Да, наверное, менялся. Я спиртное не пью уже больше десяти лет, начнем с этого. Это тоже внутренний мир. Я начал понимать, что мне это Я УВЕРЕН, ЧТО МЫ ИДЕМ К СВЕТУ… Геннадий Селезнев АВТОР-ИСПОЛНИТЕЛЬ СВОИХ ПЕСЕН, СОЗДАТЕЛЬ ГРУППЫ «РОЖДЕСТВО», МУЖ И ОТЕЦ, ГЕННАДИЙ СЕЛЕЗНЕВ О ПОМОЩИ ВЫСШИХ СИЛ, ПОНИМАНИИ СОБСТВЕННОЙ МИССИИ И ТРУДНОМ ПУТИ К СВЕТУ ЧЕРЕЗ ТЬМУ. мешает, не умею. Может быть еще что-нибудь хорошее нужно было сделать. Я вот курю, допустим, и вроде каждый день говорю: «Завтра брошу». Я знаю, что могу бросить. Но самые основные перемены, конечно, морального и духовного плана. С годами я очень сильно переживаю и не принимаю, когда у людей расходятся слова с делами. Когда они не стесняются открыто называть белое черным. Остро воспринимаю вранье, лицемерие, предательство.

Назовите то, что Вам очень хотелось понять раньше. Знаете, бывают моменты позднего осознания.

Г.С.: Я считаю, что все приходит вовремя, Господь все наверху видит. А вообще, если прямо отвечать на вопрос, я бы уделял больше времени своим близким, родным, любимым людям, которых, к сожалению, уже нет. Мы всегда говорим: «Завтра. Время будет». А тут уже дочь выросла, и понимаешь, что много не успел. Вы знаете, я пою с пяти лет, но стихи начал сочинять в сорок три, потому что нужно было что-то сначала прожить, понять. Потом Господь открыл эту дверь для меня… неожиданно. Но только с годами приходит понимание об упущенном.

Как Вы справлялись с потерями близких? На что опирались, когда это происходило?

Г.С.: Вы знаете, все у меня было как положено у молодого человека. Когда мы были молодыми, и родители казались молодыми. И ты: «О! Вся жизнь впереди!» Все здорово, спина прикрыта, мама, папа, все рядом. И вот – первые потери: дедушка умер, бабушка… Потом армия, служба, что-то еще увидел. Вроде душа немножко начинает привыкать. Хотя к этому никогда не привыкнешь... Потом был период, когда мы сначала с мамой боролись за жизнь ее отчима, потом ее брата, потом за ее собственную. Три года – каждый год похороны. Это, конечно, выбило. Я молился и думал: «Ну, что делать?» То ли время пришло, и нужно помогать человеку до последнего? Силы давало именно это – мысль о том, что я должен это все выдержать, помочь, чтоб человек был спокоен, уходя.

По Вашему мнению, люди стали добрее, милосерднее и разумнее в двадцать первом веке?

Г.С.: Человек стал более насыщен информацией. С одной стороны, это плюс, а с другой, мне кажется, есть определенные минусы, если мы не можем правильно этой информацией управлять. Знаете, у нас телевизор висит на стене, но мы с женой его не смотрим уже, наверное, года три. Хотя раньше я очень любил телевизор, но появилась замена – интернет, YouTube. Я и сам когда-то был блогером, у меня есть YouTube-канал, четыреста тысяч подписчиков. Я понимаю, что должен там вещать именно от себя, но вот эта модная жизнь не всегда ведет к хорошему. Люди стали забываться. Мы все несовершенны, но нельзя позволять себе хамства. Я обычно говорю некоторым комментаторам: «Зачем ты пишешь то, что никогда не скажешь мне в глаза? Духу у тебя не хватит. А если хватит, так приезжай». Никто пока не приехал. Эта расхлябанность многих в сети вызывает омерзение у меня. Скорее всего, Господь эту штучку придумал тоже не просто так. Мне вот нравятся ребята-альтернативщики (речь о каналах альтернативной истории), они «роют историю», копают там, где были когда-то сомнения. Вот это интересные вещи – вроде даже и плюсы есть. Но, с другой стороны, мы забыли, как доят настоящих черно-белых коров. Это обидно.

Многие сегодня говорят про некие переломы: экономический, политический, духовный. Будто бы мы находимся в какой-то поворотной точке. Куда наш мир катится, как Вы думаете?

Г.С.: Я уверен, что мы идем к свету. Через тьму. Просто все это надо будет прожить, сейчас время, конечно, вообще непростое, интересное. Еще два года назад, когда началась пандемия, многие маски были сорваны. Я уверен, что тот, кто выживет и проживет правильно, тот придет к свету. Недаром Господь сказал: «Когда придет вам время Великой чистки, в поле будут двое – одного оставлю, другого заберу». Я, честно, верю, что все будет хорошо.

Как Вам кажется, есть что-то, чего явно не хватает новому поколению? Мне, например, думается, что им не хватает настоящих, реальных, непридуманных трудностей, кто-то говорит – ориентиров и авторитетов.

Г.С.: Мы были молоды, про нас взрослые тоже что-то говорили. Всегда кажется, что молодым чего-то не хватает. Я думаю, что по большей части у нас все хорошо с молодежью. Основной момент в том, что темные силы пытаются прервать родовую связь. Не зря раньше в домах так много портретов висело на стенах. Сейчас такого нет, все – в телефонах. Я с годами понял, что осознание родовой связи не просто помогает, оно удерживает на правильной стороне. Я смотрю: вот мой дед, он ветеран, я помню, чем бабушка занималась, их рассказы, и это меня заряжает изнутри. Я такой, потому что они у меня были, и все их положительные стороны тоже есть во мне. Вот этого молодым не хватает. Но я очень радуюсь, когда вижу детей своих друзей, которые так же набожны, верят в добро, в свет – это меня поддерживает. Единственное, уверенности бы им побольше, а она может быть только тогда, когда у тебя есть связь с твоим родом.

Вы очень много поете про людей героических профессий…

Г.С.: Я сказал бы, что я больше романтик, но стараюсь не проходить мимо того, о чем вы говорите.

Вот в связи с этим, кто такой, по-Вашему, настоящий мужчина в современном мире?

Г.С.: Это тот, кому всегда есть, куда идти и к чему стремиться. Потому что подвиги – это не грибы, они не растут – их совершают. В этом смысле сложно быть настоящим мужчиной. Вот я не знаю, настоящий я мужчина или нет. Бывает, встаю не с той ноги. Но у меня в душе и в мыслях всегда – забота о своих близких, о том, что начал, что недоделал. Мне кажется, что настоящий мужчина это тот, кто в первую очередь думает, накормлены ли его близкие, все ли у них хорошо, а потом уже о себе. Это вообще широкий спектр качеств. Должен быть и воин, и умный, и защитник на сегодняшний момент, и самое главное, патриот – вот это настоящий мужчина. Ну и, конечно, он должен выглядеть хорошо, быть выбрит. Чтобы у него была любимая женщина рядом, которая за ним ухаживает. Все как-то совместно должно идти.

Можно ли научиться любить с возрастом? Или это умение от количества лет не зависит?

Г.С.: Ну, мне кажется, это не совсем наука… С возрастом начинаешь любить не эмоциями, как в молодости – в омут с головой – у взрослых слово «любовь» становится ответственностью. И только с годами можно быть более ответственным, хотя у некоторых получается смолоду. Я, допустим, женился в первый раз в двадцать один год. И уже тогда думал, как взрослый мужик, что я должен обеспечить, чтобы моей любимой было хорошо со мной рядом, чтобы она гордилась, восхищалась. С годами это получается все более здорово. Но… не знаю. Со временем в этом появляется что-то такое настоящее. Когда понимаешь, что годы проходят и нужно беречь любовь, которой наградил Господь. Самое главное, что нам позволено любить и совершать правильные поступки.

Есть ли для Вас что-то странное или, может, неприемлемое во взаимоотношениях мужчин и женщин сейчас, в том мире, в котором мы оказались?

Г.С.: Можно все пережить, кроме вранья. Если люди вместе, я не потерплю этого ни в каком виде. Можно где-то сорваться, можно покричать, все мы люди, но в жизни не должно быть предательства.

Могу ли я попросить Вас рассказать про Вашу Олю? Какая она?

Г.С.: Оля пришла вовремя в мою жизнь – вот, что я могу про нее сказать. А я вовремя ее заметил. Наверное, мы разные, как и все люди, но у нас есть одна определенная цель: мы любим дарить добро людям – в любом его измерении, скажем так. В этом человеке для меня какая-то заслуженная божья благодать.Когда мы с Олей сошлись, я ей сказал: «Ты понимаешь, люди любят, встречаются, а мы с тобой двадцать четыре часа вместе и не расстаемся». Пандемия стала тому подтверждением. У многих случились разводы, потому что люди не могли постоянно находиться взаперти в одной квартире. Вообще, это хороший вопрос: а сможем ли мы друг друга видеть и терпеть сутками? Я не знаю, чья это заслуга – мы с Олей можем. И это еще одно важное проявление любви, я считаю.

О чем Вы очень хотели бы спеть, что просится наружу, но пока еще не оформилось, не сформулировалось?

Г.С.: У меня все песни очень разноформатные, но в основном они о чувствах. Раньше я считал, что если не написал хоть строчку, то день прожит зря. Писал по два стихотворения в день. На сегодняшний день, бывает, когда я месяц ничего не сочиняю. Просто хожу, о чем-то думаю, потом неожиданно рождаются строки. Пришло понимание, что не надо высасывать из пальца какую-то тему, жизнь сама ее подкидывает. Поэтому сегодня есть только одна песня, к которой я еще не подошел, про папу и дочь, про мое отношение, мои чувства. Различные песни и стихи есть на эту тему, но своей дочери я еще такую не написал.

Сколько ей сейчас?

Г.С.: Двадцать два, все у нее слава Богу! Где-то внутри, в душе, я хочу спеть такую песню. Был бы сын, наверное, об этом хотел бы написать. Но у меня дочь, и я хотел бы написать очень красивую песню, гимн всех отцов, у кого есть дочери.