Наше поколение старается беречь дружбу

Эти замечательные строчки Расула Гамзатова я бы поставил эпиграфом к разговору о радости общения и дружбе. Потому что я и сам чувствую и понимаю, что с возрастом мне становится общаться все сложнее. Нет, отношение к дружбе и к друзьям такое же, как и в молодости. Но сами дружеские отношения переходят в другую плоскость, на какой-то иной уровень общения. Мы можем подолгу не видеться, редко перезваниваться, но при этом продолжаем думать друг о друге с большой теплотой и возвращаться мыслями к общим воспоминаниям. Просто в силу того, что «мы стареем и ветшаем», нет былой энергии, нет того настроения молодости, когда ты живешь ожиданием встречи. Я бы сказал, что и «логистика» уже не та – иной раз не хочется лишний раз покидать свой дом, а самые близкие друзья зачастую уже не так близки территориально. Но когда друзья нуждаются во внимании, когда ты понимаешь, что им нужны твои помощь или сердечное участие, ты, безусловно, включаешься.

Остались ли у Вас друзья детства или со студенческой скамьи?

Л.Л.: С детства, к сожалению, друзей не осталось. Только школьные товарищи. У меня есть пять одноклассников, с которыми мы последний раз встречались до пандемии. Мы учились в Москве в школе имени Зои и Александра Космодемьянских и воспитание получили идейно-патриотическое. Но дело, конечно, не в этом. А просто наше поколение старается беречь дружбу. Вот и последний раз мы встретились в кафе, поделились своей сегодняшней жизнью, а потом через воспоминания вернулись в нашу молодость

Что касается студенческих друзей, то один мой друг-однокурсник живет в Нальчике, и еще общаемся с тремя однокурсницами из кабардино-балкарской группы. Все они очень трепетные ребята, мы созваниваемся. Еще один мой однокурсник из русской группы, Гоша Мотинов, живет в Красноярске. Там он много лет был ведущим артистом оперного театра... Но жизнь так повернулась, что на склоне лет его разбила болезнь, а жена и дети бросили. За ним на дружеских началах ухаживает старая знакомая. А я, вот уже пять лет как он попал в беду, стараюсь регулярно оказывать ему материальную поддержку: ежемесячно отправляю посылки, оплачиваю расходы на медицинские услуги, помогаю снимать квартиру… Знаете, я никогда об этом не рассказываю и, уж тем более, не кичусь этим, но поделился с вами, так как разговор у нас о дружбе. Хотя сегодня совсем другие тренды, общество изменилось очень сильно, и молодые артисты стараются из каждого своего даже мизерного благотворительного акта создать информационный повод. А я полагаю, что, если у тебя есть возможность помочь, надо помогать, но тихо. У меня ведь и культурный благотворительный фонд есть – «Добрые люди». На протяжении 12 лет помогаем детскому дому для детей с ограниченными возможностями в Курске. И Володя Винокур тоже помогает этому учреждению. Кроме того, мой фонд грантами поддерживает некоторых ребят в институтах. В общем, делаем нормальные человеческие вещи.

А почему выбрали детский дом в Курской области?

Л.Л.: А мы же с Володей Винокуром почетные граждане Курска – оба родом из тех мест. Я нечасто, но бываю на родине своего отца в поселке Любимовка Курской области. Там дед мой, будучи главным бухгалтером, участвовал в строительстве сахарного завода и храма. Было это еще до революции – мой отец родился в 1904 году. А сам дед родом из поселка под городом Сумы (Украина) – там сохранился даже родовой дом. Украину я считаю второй Родиной. Когда во время войны у меня умерла мама, меня два года (с двух до трех лет) воспитывал молодой парень с Украины, ему было лет 26-28. Он служил старшиной в полку моего отца – был при нем кем-то вроде адъютанта. И вот вам интересный пример радости встречи – радости общения. С Володей Винокуром в середине девяностых мы были на гастролях в Украине. И когда проезжали город Сумы, я попросил друга съездить со мной в то село, где я жил ребенком пятьдесят лет назад. Хотелось узнать, жив ли тот самый Андрей, что растил меня. Мы с Володей приехали на машине и остановились возле случайно выбранного дома. Из него вышла женщина, которую мы спросили: «А где дом Андрея Фесенко?» «Так вы возле него стоите», – ответила она. «А где хозяин?» – с волнением спросил я. «А у него вчера был юбилей, восемьдесят лет, до сих пор еще гуляют в соседнем доме». Мы пошли в указанную хату, и вся веселая сельская компания высыпала на улицу нас встречать. С Андреем расцеловались, прослезились. Мы с Винокуром достали из машины коньяк, местные вынесли из дома закуску, и прямо на капоте выпили за здоровье Андрея. Это была огромная обоюдная радость и настоящее счастье встречи!

Лев Валерьянович, о Вашей дружбе с Владимиром Винокуром ходят легенды! А как эта дружба начиналась?

Л.Л.: Нашей дружбе уже больше 50 лет. В 1969 году я выпускался из ГИТИСа, а Володя в него поступил. Причем поступил к моим же педагогам. По окончании института я продолжал ходить заниматься вокалом к нашему общему педагогу Петру Ивановичу Селиванову – народному артисту РСФСР, солисту Большого театра. И иногда по приглашению преподавателей приходил общаться, делиться опытом с ребятами с курса Володи Винокура – так и познакомились. А тогда ведь дружили не по меркантильным принципам, а по зову души и сердца – выбирали людей по человеческим качествам. Володя, можно сказать, по моим стопам на последнем году обучения пошел работать в Театр оперетты, где я сам служил со второго курса института. Правда, к моменту прихода в театр Винокура я уже ушел. Так мы и идем по жизни нога в ногу. Судьбы наши проходят одни и те же циклы с интервалом примерно в пять лет.

А кого-то еще из артистов считаете друзьями?

Л.Л.: Конечно. Сашу Розенбаума. Иосифа Кобзона считал. У нас была компания на четверых, и старшим в ней был Иосиф. А когда Кобзон вступил в зрелые годы, он по-отечески стал называть нас «сынками». И с Володей, и с Иосифом Давыдовичем нам в гастрольных поездках приходилось не раз жить в одном номере. А в Америке и вовсе жили вчетвером в одной комнате: Кобзон, Оганезов Лева, Винокур и я.

За границу в советские годы обычно ездили поддерживать наших спортсменов на Универсиадах, на чемпионатах мира по хоккею и футболу, на Олимпиадах. А совместные поездки сближают. Зачастую у нас был общий котел в самом прямом смысле. Ведь мы везли из Москвы сухпайки, дабы сэкономить мизерные суточные, которые в загранпоездках нам выдавали в валюте. Прямо в номерах варили супы из пакетов и ели консервы и сухую колбасу, привезенные из дома. А на валюту покупали модные шмотки. Все наше поколение артистов так жило. Вот в таких поездках иные коллеги становятся тебе ближе, чем родня.

В пандемию испытывали недостаток общения? Или, наоборот, отдыхали от гастрольной суеты?

Л.Л.: Конечно, по общению с друзьями скучал. И в этот период мы много перезванивались. Правда, узким кругом продолжали общаться и вживую, но компанией до 6 человек максимум. Вместе собирались только переболевшие – и я, и большинство близких друзей перенесли коронавирус в первую волну. Теперь к нам в компанию добавляются и привившиеся.

А к жизни отношение изменилось после болезни?

Л.Л.: Представьте себе, что вы лежите в больнице в полной изоляции с абсолютно неизученной болезнью, а если еще и в реанимации… Я в реанимации лежал два дня, Слава Богу, без ИВЛ и в сознании. Как после этого отношение к жизни не изменить? Когда ты на грани жизни и смерти, ценности сразу меняются. И если раньше все формально желали друг другу счастья, благополучия и здоровья, сейчас здоровье вышло на первое место. А остальное сразу стало както неважно, о деньгах уже никто и не говорит. Поэтому, когда я вижу в Instagram или других соцсетях, как люди хвастаются своими могучими загорелыми телами, обедами в ресторанах, дорогими часами, отдыхом на яхте или пускают пыль в глаза иными способами, становится противно. А ведь и подписчики все понимают. Наверное, поэтому некоторые звездные блогеры получают столько негативных комментариев. Я тоже имею рабочий Instagram, где делюсь своими творческими проектами, но в соцсети не стремлюсь. Ведь радость живого общения как с друзьями, так и со зрителями, не заменишь никакими соцсетями, видеоконференциями и онлайн-концертами!

Поделиться статьей: